Рабство всегда остается рабством, отношения между победителями и побежденными для здешних откровенных времен продолжают быть простыми и понятными, но местная неволя ничем не напоминала фильмы вроде «Спартака» или насилие, практиковавшееся в германских концлагерях во время Второй Мировой. Не смотря на частичное разложение здешней родоплеменной общины, неволя по-прежнему отличалась патриархальностью, а в некоторых случаях, даже условностью.
Например, взятые в бою молодые воины или лишенные свободы в неожиданном набеге юноши, чаще всего прекрасно знали, что если их не прикончат со зла или во время попытки родни отбить, через 12 лет они могут рассчитывать на частичную свободу. Правда, во время обсуждения, Анвар назвал это скорее «колонией-поселением», потому что оказывается, получив такого рода волю, они все же должны были оставаться в тех местах, где их селил прежний владелец. Но теперь уже отдавали не весь свой труд, а лишь десятину. Еще десятину приходилось платить местному правителю в племенную казну. Это, конечно, было в два раза больше, чем требовали от обычных членов рода, но в целом вполне приемлемо, учитывая южное изобилие.
При том, у бывших рабов к этому времени обычно появлялись семьи, какое никакое имущество, и чаще всего смысла куда-то бежать не оставалось. А со временем, они при желании имели право выкупить свою судьбу за довольно доступную сумму. Чаще всего, если речь шла не об искусном ремесленнике или воине, назначали не более 120 гельдов, которые при толике удачи можно было собрать лет за восемь-десять. Кстати, бывшие бойцы имели шансы решить все вопросы и заметно проще. Стоило им сходить в удачный набег вместе с племенным ополчением один-два раза. Естественно, не на свою прежнюю родню.
Все это к женщинам обычно не относилось. В плену они сразу становились частью собственности, и если не находили себе мужа, так и оставались навсегда «движимым имуществом». Кроме матерей, дети которых выбивались в дружинники или в мастера. К этому времени женщины успевали расстаться с молодостью, и их обычно отпускали к детям без всяких условий, как условных членов рода.
Высокородные обоего пола, конечно, имели возможность выкупиться сразу, но учитывая, что общины, в которых брали пленных, чаще всего перед этим громили и грабили, дело это было не таким легким, а нередко и очень затруднительным. Поэтому родовитых женщин обычно в итоге отдавали за отличившихся дружинников или выслужившихся старших из слуг.
А вот совсем иначе обстояло дело с потерявшими свободу членами племени и янгонами. Первые, считались несвободными лишь на время отработки долга, а его размеры и продолжительность заранее четко оговаривались. А вторые - формально считались собственностью всего племени, хотя и отдавали больше половины дохода именно вождям, распоряжающимся местными землями. Поэтому выкупиться они не могли, но и в их личные дела никто особо не лез, пока те выполняли свои обязательства.
…Так вот, при довольно тесной застройке и узких улочках, к крепости тяготели почти три тысячи человек, и таинственно появившиеся чужеземцы считались местными знаменитостями, поэтому отряду пришлось практически протискиваться сквозь толпы желающих узнать, что и как. И это учитывая полдень, когда за пределами укреплений оставалось множество срочных работ. Когда почти неделю назад прошел слух, что один из них, тот, кого выделяет и привечает ярл, пропал, это дало массу пищи для болтовни на все прошедшие дни.
И вот одна из групп возвращается с вооруженной пропажей, но не вся. Каждый встречный, чей статус позволял напрямую обратиться к хускарлам, спешил задать свой вопрос. Однако десятник, возглавлявший эту полудюжину, явно наслаждаясь всеобщим вниманием, предпочитал ронять слова веско, таинственно и совершенно непонятно.
* * *
Игорь догадывался, что сейчас испытывают его друзья, однако разум однозначно твердил: первым он должен отправиться к ярлу. По дороге ему подробно рассказали, какое тот принял участие в его судьбе, какие строгие раздал приказы поисковым партиям, и помимо чисто человеческой благодарности, это нельзя было не оценить и из самых настоящих «корыстных соображений». Эрвин Сильный должен был получить четкий и недвусмысленный сигнал – пусть его гостю и удалось решить все проблемы самому, поступок оценен по достоинству и благодарность однозначно испытывается.
Перед входом в тронный зал парень забрал связку с оружием у одного из хускарлов, и на удивленные взгляды охраны, пояснил, что «ярл очень захочет увидеть все это». Прихватив, в том числе и по-прежнему не воняющий сверток, который Игорь все дни держал при себе. Отдавать же практически приросший за последний месяц к поясу меч, с него не требовали изначально.
Внутрь свою «находку» сопроводил только очень довольный недавней клоунадой десятник Карл (49) Шутник. Молча подхватив сверток, он покрутил усы, и скользнул в привычный полумрак зала. В этот раз, правитель заговорил задолго до того, как посетители достигли традиционной площадки перед Вепревым троном.
(49) Карл (древнегерм. [-karl-] человек, мужчина, муж) – со временем имя приобрело значение «свободный человек».
- Смотрю, удача была на твоей стороне: ты вернулся в добром здравии?! – полушутя задал свой вопрос ярл.
Игорь охотно пояснил, что не все было благополучно, и он даже потерял кобылу со сбруей, которую брал в конюшне своего гостеприимного хозяина, однако, как ни странно, вернулся даже с прибытком.
- Самым ценным я считаю все-таки нажитый опыт, однако и добычи моей хватит не только чтобы покрыть убыток, невольно нанесенный твоему имуществу, - с коротким полупоклоном и ответной улыбкой уточнил посетитель. – Карл, прошу тебя, достань из свертка два, лучших на твой взгляд меча, и столько же наконечников.