«И конца и края этому чуду не видать», - мысленно пробормотал исследователь.
Действительно, одни - напоминали вбитые в землю колонны, явно изукрашенные какими-то картинками или письменами, другие – скорее изображали земляные скифские курганы, покрытые плотным ковром травы и цветов, третьи – были похожи на мрачные башни или ажурные, не смотря на камень, беседки. Все вместе, они создавали такую зрительную какофонию, что умудрялись сливаться, и оставляли впечатление единого ансамбля. Но подойдя чуть ближе, даже далекому от зодчества журналисту становилось понятно, что строилось все это в разное время и возможно речь идет о тысячелетиях.
В некоторых каменных столбах или колоннах, ветры протерли оспины до половины ширины. В других местах, сложенные в виде всевозможных пирамид строения умудрились даже осыпаться, перекрыв оставленные проулки. Любуясь этой по-настоящему причудливой смесью форм, граней, цветов и изношенности, казалось, сама Вечность приходит сюда отдыхать. Без сомнения, здешние боги создали это место, для упокоения уставших от треволнений цивилизаций.
Стараясь запомнить каждый увиденный фрагмент, Игорь неизвестно сколько бродил по своему краю долины. Трогая непонятные письмена и часто напрочь непонятные картинки, иногда, он старался лишь понять, что этому виной: действие солнца, ветра и воды, или все же чуждая логика строителей. Обойдя очередной кусок застывшего Времени, Игорь на мгновение окаменел и сам.
«Вот это здравствуйте…» - почесал бороду путешественник, как часто делал, испытывая неоптимистичное удивление.
Привыкнув оценивать лежащее вокруг тысячелетиями, он застал неприятный след совсем других временных промежутков. Почти два десятка некогда вооруженных мужских тел были причудливо разбросаны на больше ни чем не примечательном пятачке. Здесь явно пролегала дорога, оставленная исчезнувшими в прошлом народами, а вот сами костяки ни как не могли отсчитать за плечами даже, наверное, сотню лет. Ну не способны явно металлические мечи пролежать под дождями так долго, и покрыться лишь тонкой естественной окалиной.
Годы не уничтожили до конца даже их одежду. Игорь бывал по работе на археологических раскопках, но специалистом не был. Однако в своих выводах был уверен. Но что его особенно обеспокоило, так это сохранность костяков. Ни в ком из них не торчало стрелы или копья. Ни одному перед смертью не отрубили руку или голову. Было такое впечатление, что группа крепких, судя по вооружению воинов, просто шла-шла, а потом не перенесла груза грехов и легла подумать.
«Не правильно как-то все получается, и возможно до сих пор, это опасная неправильность…»
Центральные земли Ивингов
Крупный широкоплечий человек стоял на берегу Рихаса и любовался купленным два года назад жеребцом. Настойчивый порывистый ветер с привкусом рыбы и камыша хватал его за пурпурный шелк рубахи и длинные усы. Потом принимался нетерпеливо трепать оставленный на старый готский манер чуб, и снова перехватывался за усы или широкие рукава. Происходящее ложилось на неожиданно хорошее с утра настроение, и еще сильнее сгоняло с души муть обычного беспокойства последних лет. В этот момент каждодневные заботы оставили мужчину, и привычное обиженное выражение лица растворилось. Искреннее счастье расслабило закаменевшие скулы и щеки, казалось, он вернулся в те времена, когда был беззаботным юношей. Туда, где был жив дед и все вокруг спешили напомнить, что пусть отец и умер слишком рано, но тот был старшим из двух братьев, а значит, трон Ивингов по праву принадлежит ему.
Спустя много лет подросший «мальчик» понял, что большинство «сочувствующих», скорее всего, лгали или даже насмехались над наивным несмышленышем. По закону фризов дети от сына, что не сидел на троне, теряли право на наследственную власть, однако в эти мгновения, все эти воспоминания не отравляли ему вкус жизни. Сейчас существовал только ветер, только эта равнина и рослый широкогрудый Рой (42).
(42) Рой (фриз.) – рыжий.
Рыжий степной жеребец с белесыми подпалинами на носу, животе, внутренних частях ног и вокруг глаз, перебирал тонкими ногами, раздувал ноздри от запаха пасущегося неподалеку табуна специально отобранных кобылиц. Купленный по случаю красавиц, неожиданно оказался не только быстр, но еще и умен. Поэтому обычно с пониманием относился к людским хлопотам вокруг него.
Хотя время от времени, вот как сейчас, его мужеская природа брала свое, и он забывался, начинал призывно или гневно ржать, рваться к своим счастливым заботам, и с трудом позволял конюхам поправлять ему копыта. Но опытные работники на глазах у хозяина становились, как будто бы еще более умелыми, и мягко, но настойчиво заставляли его оставаться на месте. В такие моменты владелец поместья и сам готов был сорваться с места, чтобы скормить очередную миску овса, а потом снова мягко похлопывать красавца по бурлящей под тонкой кожей мощи, подставить руку под ищущие угощения губы.
Однако привычка видеть себя со стороны, глазами слуг, воинов и низкорожденных родичей, оставалась с ним даже сейчас, и удерживала на месте.
- Валли (43), муж мой, голубь принес весть... От Врат батавов.
(43) Валли - уменьшительно-ласкательная форма имени Эвальд (древнегерм. [-ewa-, -ewe-] - обычай, закон + [-wald-, -walt-] - власть, сила) – двоюродный брат ярла Ивингов Эрвина Сильного.
Даже находясь один на один, вне чутких ушей прислуги, жена оставалась всегда подчеркнуто покорной и приторно вежливой. Спустя двенадцать лет брака он почти перестал пьянеть от звука ее голоса, золотого водопада волос и плавных движений. Скорее наоборот. Женщина, постоянно напоминающая ему об упущенной власти, одним своим видом возвращая Эвальда к набившим оскомину размышлениям. Неудивительно, что ее появление оказалось достаточно, чтобы выпасть из блаженного ничегонедуманья.